8 марта 2017 года Герою Советского Союза Евгению Ивановичу Францеву исполнилось бы 95 лет.
Евгений Иванович Францев – выпускник средней школы №9 г.Чернушки Пермской области 1940 года, лётчик торпедоносной авиации. Служил в 9 гвардейском минно-торпедном авиаполку заместителем командира 2 авиаэскадрильи. Прибыл на Северный флот в июле 1943 года. Летал на американских самолетах типа «Дуглас А 20 Ж». За год боевой деятельности совершил 31 боевой вылет, потопил торпедой 2 подводные лодки, 1 танкер водоизмещением 10 000 тонн, 1 мотобот, транспорт водоизмещением 1 500 тонн, уничтожил в группе 2 транспорта противника водоизмещением 16 000 тонн. (Центральный военно-морской архив)
За проявленное мужество, храбрость и отвагу Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 августа 1944 года Евгению Францеву было присвоено звание Героя Советского Союза. Погиб 15 сентября 1944 года после потопления авиатранспорта противника на территории Норвегии в Порсангер – фиорде.
Никто так полно и честно не может рассказать о человеке, как его друг. Предлагаем вашему вниманию воспоминания о Евгении Францеве написанные человеком, который его хорошо знал и всегда помнил.
Воспоминание о друге юности
Женя Францев приехал в Чернушку в 9 классе.
Высокий и стройный юноша. Голубые глаза (иногда они казались серыми), светлые слегка вьющиеся волосы, прямой нос, приятная застенчивая улыбка. Одевался очень скромно, был аккуратен во всём и всегда. Женя очень быстро сблизился с коллективом класса, вошёл в актив школы. Был председателем совета дружины, членом комитета ВЛКСМ, принимал активное участие в драмкружке. Прекрасно исполнял роль полковника Копылова в постановке «Падь серебряная», роль лейтенанта исполнял его одноклассник и друг Глухов Миша. В «Песне про купца Калашникова» М.Ю. Лермонтова Женя играл роль купца Калашникова.
Учился Женя только на «отлично». Любил математику, литературу (особенно стихи), историю. Очень много читал. Охотно помогал товарищам в учёбе, особенно по математике. Легко мог решить любую задачу. Серьёзно относился к учёбе. Он говорил: «Не могу себе представить, чтобы я пошёл в школу с невыполненным заданием».
Не любил, когда его хвалили за отличную учёбу, общественную работу и пр. Краснел и смущался. Считал, что отличная учёба — его прямая обязанность (как и каждого ученика) и хвалить его не за что. Над слабыми никогда не смеялся, никого не оскорблял и не обижал, но в трудную минуту мог прийти к любому на помощь.
Одноклассницей Жени была Катя Мартазова, очень скромная и симпатичная девушка. Мы с ней дружили. Кате нравился Женя с первых дней его приезда. Образовалась у нас тесная компания: Женя, Миша Глухов, Катя и я. Встречались мы в школе в деловой обстановке. Иногда Катя приглашала нас к себе, так как у неё был патефон, и мы могли потанцевать. Я учила Женю танцевать, а Катя – Мишу. Там нам было удобнее и свободнее. Женя был общительным и весёлым, любил шутить, любил стихи (особенно Лермонтова), природу. И я тоже всё это любила. У нас Женей появилась общность интересов. Иногда я приглашала их к себе, в деревню Б.Березник. Мы жили там на квартире с родителями и занимали небольшую комнатку. У нас было много цветов, и Женя буквально любовался ими. Любил пить чай с печеньем. Это было нашим единственным угощением, другого не было. Никакой еды. О вине и куреве понятия не имели. Пища была духовная.
Любил Женя природу в любое время года. Иногда мы ходили с ним на лыжах. Это были счастливые минуты в нашей жизни. Были у нас две любимые берёзы. У одной берёзы стоял он, у другой — я. Мы называли эти берёзы своими друзьями и даже разговаривали с ними (вернее, обращались к ним как к живым существам). Последний раз мы были у этих берёз летом 1944 года Женя был в отпуске. К сожалению нашему, там стояла только одна берёзка, Женину кто-то срубил… Женя и тут пошутил: «Пошла хозяина разыскивать».
У меня к этим мальчикам, Жене и Мише, были самые добрые отношения. Женя нравился мне, и я чувствовала, что он ко мне неравнодушен, но никаких объяснений в любви не было.
Женя старался встретиться со мной в перемену, находил какие-то дела ко мне, всегда улыбался и очень сожалел, когда звенел звонок. Однажды в школе меня не было 10 дней (болела), а когда пришла в школу,подошёл ко мне Женя и совершенно серьёзно сказал: «Я получил по истории 4, всё думал о тебе». Вот и всё объяснение. Он не любил много говорить, не пустословил, не умел врать, был чистосердечным человеком.
Быстро прошёл учебный год. Женя и Миша успешно закончили 10 классов и подали заявления в ВВМАУ им. Леваневского в г. Николаеве. Приняли обоих. А я уехала в пединститут в г. Молотов. Сдали экзамены, начали учиться. В это время Миша и Женя приехали в Чернушку после сдачи экзаменов. Их на время из училища отпустили домой. Женя в это время не сидел без дела, а работал в школьной библиотеке. Был верен и тут своему девизу: «Взялся за дело – доведу с честью его до конца». А Миша Глухов отдыхал в это время в деревне. Оба писали мне письма в Молотов.
В это время вышел указ о том, что студенты должны платить за обучение в институте. Об этом узнал и Женя и написал мне: «Стало жутко: что будут делать студенты, что будет с нашими родными и близкими товарищами? Ведь в институте так много знакомых людей: Мила (родная сестра), ты, Вера, Зина, Ариша и др. – куда держать все будут путь?» «…болтовнёй не поможешь. А другим я тебе помочь не сумею».
Вот такой Женя чуткий и заботливый человек. Институт пришлось оставить, я вернулась в Чернушку, приняли меня снова в родную школу учителем русского языка (а до этого работала в школе старшей пионервожатой, когда Женя учился в 10 классе). Встретилась с Женей и Мишей, они ещё не уехали. 27 октября Женя уехал, он хотел побыть у родных в Москве, мы с Мишей его провожали. 30 октября уехал и Миша.
Начали друзья, Женя и Миша, учиться в одном училище. Оба писали мне аккуратно, отвечала обоим, так как мои письма служили для них моральной поддержкой. Затем Мишу Глухова перевели в г. Ейск, в училище им. Сталина. Там готовили лётчиков-истребителей. Писали оба часто, но письма Миши были однообразные. А письма Жени – незаконченный роман. Одно интереснее другого. Писал инога чуть не целую тетрадь, как дневник. Это были очень интересные письма. Писал о том, как он совершил первый учебный полёт, о своих неудачах, сомнениях. Эти письма хранятся в музее Северного флота, в посёлке Сафаново Мурманской области.
В письме от 26 августа 1942 года он пишет: «… я не могу сказать, сколько бы я дал за то, чтобы поскорее закончить училище. Сейчас нет машин. Опять волынка…»
В своих письмах он часто писал о природе. И как писал! С любовью, воодушевлением. «У нас уже весна, самая настоящая, сибирская! Снег уже почти весь растаял, развезло дороги. На полях из-под рыжей прошлогодней травки кое-где пробивается зелёненькая травка, а на кустиках (деревьев здесь всего штук 10) — и их мало — набухают почки, скоро распустятся листочки… Когда-то в эту прекрасую пору я бродил по оживающему от зимней спячки лесу (я вообще очень люблю лес, его простор). И каждый год весна приносит что- то новое, свежеее, она вливает в душу новые силы, бодрость и любовь ко всему прекрасному, она каждый раз убеждает всех, даже нытиков: «как хороша, как прекрасна жизнь со всеми невзгодами и успехами, с её шутками, проказами и недостатками». (Письмо от 10 апреля 1943 года)
Письма Жени я хранила бережно все годы. Их было очень много (целый чемодан). Много писем (я думаю, самые лучшие) взял у меня корреспондент газеты «Комсомольская правда». Он приезжал в Чернушку для сбора материала о Жене, когда Жене присвоили звание Героя Советского Союза. Обещал написать очерк (тут целый роман можно было написать!) и вернуть мне письма. В результате ни очерка, ни писем.
Последняя встреча с Женей была в августе 1944 года. Я с учащимися работала на погрузке дров в вагоны на разъезде Бикбарда. Приехала домой за продуктами. Была уже ночь. Я легла спать. Вдруг стук в окно. Выглянула. Ба! Стоит Женя в военной форме. Беден мой язык, чтобы описать эту встречу. Ходили до утра по берегу реки Стреж, сидели на берегу, не могли наговориться. О себе он ничего не рассказывал, хотя к этому времени совершил немало подвигов. Скромный!
Ночь прошла как мнгновение, как приятный сон. Договорились встретиться через день у нас дома в 12 часов. Я должна была приехать за продуктами снова. Но все поезда прошли в Бикбарде без остановки, только в 10 часов вечера я села в поезд и в 11 часов ночи приехала домой. Шёл дождь. От станции до Б.Березника шла уставшая и уже не думала ни о какой встрече. Была ночь глухая и какая-то тревожная. Подхожу к дому. Горит свет в нашей комнате. Думаю: ждёт мамочка. Захожу и вижу Женю. Оказывается, он ждал меня с 12 часов дня. Какое счастье! Какая неожиданность! И несмотря на то , что я была грязная и мокрая, принялся меня целовать и обнимать. Сам стал грязный. Посмотрели друг на друга и расхохотались. Я переоделась, попили чаю, потом вышли на крыльцо и сели. (Это крыльцо сохранилось! Последний дом, ближе к железной дороге, справа, если идти от моста, дом Санниковых).
Шёл небольшой дождик, пахло цветами (рядом цветник). Даже пели соловьи. Как по заказу. Говорить ни о чём не хотелось, было так приятно с ним сидеть рядом. Усталость взяла своё и я незаметно уснула. Как я впоследствии жалела об этом: можно было поговорить о многом. И Женя меня не разбудил. Так и просидели до утра.
Это была последняя встреча… Следующей уже не было, так как я не смогла больше приехать, не смогла оставить одних детей на разъезде, из учителей я была одна. Раньше ребята оставались с техничкой школы, а потом и она уехала. Но приехала Катя Мартазова из Свердловска. И Женя был с ней. Любой человек тянется к красоте, особенно после казарменной, неустроенной жизни. Катя работала секретарём райкома комсомола, приехала при всём параде, после городских чистых и уютных кабинетов.
Провожали Женю его родные, Катя и моя сестрёнка Галя. Я уезжала этим же поездом, что и Женя, сдвумя школьниками, была в рабочей одежде. Ехали мы на подножке вагона. Остановка поезда в Бикбарде 1 минута. Мы соскочили с подножки. Поезд тронулся. Я посмотрела на уходящий поезд. Женя стоял на подножке второго вагона и махал мне форменной фуражкой до тех пор, пока видел меня. Я почувствовала, что теряю его, теряю навсегда. И не потому, что он уйдёт к другой (чувство ревности мне незнакомо).
Наступил сентябрь 1944 года. Писем от Жени не было, и я почему-то перестала их ждать. Жила прошлым, перечитывала его многочисленные письма. Сделала кое-какие выписки из его писем. Вот они:
«И каждый раз, возвращаясь из полёта к людям, я любил их с удесятерённой силой и нежностью.»
«Высокое небо, под облаками которого по-новому понимаешь мир и себя в мире…»
«Любовь делает нас достойными высокого неба, и само оно делает нас достойными людьми.»
«Мне раньше казалось, что на войне не до женщин и не до любви. Нет, всё наоборот. Мне кажется, никогда я не любил тебя так, как сейчас… Что-то новое вошло в мою любовь.»
«Благодаря твоим строчкам, день был светлым и праздничным. А этого уже достаточно.»
«Любовь не может удержаться в сердце пустом…»
«Дари мне счастье или несчастье — что доставит тебе большее удовольствие, от этого я не буду любить тебя меньше…»
«Я тебя никогда никому не отдам… но если ты найдёшь достойного своей печали человека и немного его полюбишь, и плодом этих чувств будет появление новой жизни, пусть сын носит моё имя. Если он не поймёт этого, уйди от него без слёз, без сожаления, без тоски. Это будет наш сын.»
К сожалению, я не пометила даты писем, из которых взяла эти выдержки. Я никогда не думала, что его письма я кому-нибудь в жизни покажу… (Злодейка! Изменница! Прости, Женя… Ради тебя. Хочу, чтобы о тебе помнили.)
Начался учебный год. Я всё собиралась написать Жене письмо, но почему-то письмо не писалось. Наконец, собралась. И тут получаю от него тощее письмо, как записка: «Моя дорогая Верусенька! Любовь моя, моё второе я — пишу только несколько слов карандашом (ручки под рукой не оказалось) и…. Прости, прости…. Коротко об этом не напишешь, а на большее нет времени. Только твой. Целую, целую. Женя.» Дословно всё выписала. Даже знаки препинания и многоточия.
Писал, видно, наспех, может быть перед полётом. Число не указано. Обычно он писал аккуратно и всегда ставил число. Почему написал «только твой». Раньше он не употреблял слово «только». Что он хотел сказать мне? Это была его последняя весточка, смысл которой я до сих пор не пойму. Унёс в пучину тайну этого письма. Хорошо, что я сразу переписала его. Иначе всё бы стёрлось. Письмо не сохранилось. Я думаю, его взял корреспондент «Комсомольской правды», хватилась поздно.
О гибели Жени, о том, как я узнала об этом – писать нет сил, хотя прошло столько времени, почти полвека. Пусть об этом напишут другие. Для меня он живой. И я с ним навечно, так как моя карточка всегда была при нём, даже в полётах. Он, шутя, говорил мне при последней встрече слова из одной песни (автора не помню). «В кармане форменном моём есть карточка твоя. Так значит мы всегда вдвоём, моя любимая». Слово «форменном» — его слово, а не автора. От слова «форма».
О Жене я помню всё: таких людей забыть нельзя.
Последний долг моему другу. В ноябре 1980 года я ехала в Заполярье (сын подводник), в те места, в которых сражался с врагом над морем Женя. В Ленинграде купила венок, чтобы опустить его в Барецово море. Помогли военные, знающие этот ритуал.
Корлякова Вера Васильевна (Плеханова В.В.) 1997 год
Фото
Оставить комментарий